С праздником, милые мои.


Меж тем, нашей лавочке сегодня исполняется пятнадцать лет.



Глубокой ночью встал Максим, чтобы напиться воды из-под крана, и, напившись, сел на стол, переводя дух. И, уже крякнув, перед тем как встать, заметил на столе коробку с надписью: «Максиму от Петра».
Когда же он раскрыл коробку, там оказались коричневые ботинки фабрики «Скороход».
Бледно усмехнулся Максим и задумался, не пойти ли ему спать или еще воды попить. И сказал: «Что же ты, Петр, единственный, кто помнит о моем дне рождения, ждешь от меня? Благодарности? Самую искреннюю из моих благодарностей ты знаешь: иди ты в жопу со своими ботинками.
Но не получишь такой благодарности, не бойся. Ибо и в этом мире надлежит каждому воздавать по помыслам его; и вот тебе моя награда.
Поистине, лучше бы тебе было думать, что я говорю это на автопилоте!»

«Да, ты угадал — я и нежен, и ностальгичен, — это ли хотел разбудить снова? Замечал ли ты, что перед Новым
годом не могу ходить по улицам и посылаю в магазин Федора, — нет мочи видеть мое задушенное детство в тысячах мерцающих елочек.
Знаешь, что такое твой подарок? Цветок на пути бегуна — и о цветок можно поскользнуться; а что толку от него? Что толку выпившему цикуты Сократу от таблетки аспирина?»
Так говорил Максим.

«Воистину в яд превратил я кровь свою — и даю вам: вот, пейте; а ты хочешь дать мне таблетку аспирина?
Я тот, кто приуготовляет путь Жнецу. Умирать учу тебя и удобрить почву для пришедших после Жнеца — а не умереть, как слякоть всякая, под серпом.
Отравленное вино лакали твои отец и мать под грохот маршей — и первый твой крик, когда ты вышел из чрева матери, — был криком похмельного человека.
Вот ты ропщешь на Господа — зачем Он не отодвинет крышку гроба, в котором ты живешь? Но не горше ли тебе станет — ведь ты и тогда не сможешь подняться, похмельный.
Ты добр и задумчив — ибо немощен и пьян. О, хоть добродетелью не называешь этого! Знаешь, что делают с деревом, не приносящим плодов? До семижды семидесяти раз окопает его Добрый Садовник.
Но что, скажи, делать с сухим деревом? Обойдет ли Жнец вас? Движение жизни для вас — верчение одного и того же круга: блевотина раскаяния от вина блудодеяния. И что вино блудодеяния! — любой яд уже пища для вас; боюсь, что опоздал я со своим чистым ядом за вашей эволюцией. И вы еще лучшие из этой слякоти!
Закат окрасил лучшее в тебе — но тяжесть заката не оправдание — ни Вальсингам, ни Веничка с проколотым горлом — не канючат отсрочки у Жнеца!»
Так говорил Максим; и, сказав, разбудил Федора, и тот вышел в кальсонах на кухню, молча сев напротив.

И Максим разлил портвейн.


Хотел написать об этом довольно долго, все никак не доходили руки, но, кажется, настал подходящий момент.

Я заметил как-то — если ты выходишь из метро, придерживая за собой тяжелую дверь, следующий выходящий непременно придержит ее тоже. Если ты приостановишься, придерживая эту дверь, чтобы дождаться запаздывающего за тобой пассажира, он тоже замедлит шаги, дожидаясь соседа. Если ты, обернувшись, улыбнешься ему, он передаст улыбку тому, кто идет за ним. Срабатывает это, по моим наблюдениям, в трех случаях из четырех, а это, в общем, немало.
Оказывается, очень просто заставить улыбнуться тех, кто идет за тобой. Оглянитесь, оглянитесь и передайте дальше свою улыбку.
Счастья вам, друзья. С Новым годом. С новым счастьем.


Вот мы и приехали, наконец. Всем спасибо за поздравления — телефонные, устные, почтовые , живожурнальные и прочие.
Отдельные благодарности:
— эа помощь в транспортировке собаки и за умелое использование харизмы.
— за создание здоровой рабочей атмосферы на празднике.
— за сигары, трубку и оптимизм.
— за все.
— за многие вкусности, а, главное — за приезд.
Непредставленным в ЖЖ Желудку, Грише и Наташке — за соучастие.

Специальные благодарности:
Ленину — за Разлив.
Петру I — за то же, что и Ленину.
Менделееву — за пропорцию.
Безвестному изобретателю теплого сортира — за изобретение.

И, конечно, всем, всем, всем — за то, что вы есть. Счастья вам, радости, спокойствия и удачи. С Новым годом, друзья.